– Возможно, легко перейти из одной категории в другую, если вмешиваешься в политику. А я знаю, что ею занимаются многие священники.

– А папа более, чем другие! Боюсь, что он скорее всего – временный суверен, чем духовный отец. И кроме того, он нас не любит. Он отдает предпочтение нашему кузену герцогу Карлу. Папа дал это ясно понять, когда бросил своего легата, епископа Форли Алессандро Нанни между Карлом и императором при осаде Нейса. Благодаря ловкости епископа не было ни победителя, ни побежденного. Они, безусловно, помирились скрепя сердце, но Карл Смелый смог вывести свои войска. Для нас же было бы лучше, если бы они находились там, где и были. А Карл оказался свободным и занялся нами.

– Но Карл ничего не сделал?

– Трудно вести войну, когда не хватает денег и свежих сил. А этот монах должен был стать удобным орудием, чтобы навсегда покончить с королем Франции.

– Уверен ли король, что... избежит этого?

Людовик XI прищурил глаза, в которых промелькнула веселая искорка, и улыбнулся.

– Если у нас будет свободное время, мы покажем наш замок в Лоше. Даже если бы у монаха вдруг выросли крылья, он все равно не смог бы улететь оттуда. Но довольно говорить о наказании! Вы спасли нам жизнь, и мы желаем выразить вам нашу признательность. Чего бы вы пожелали?

Фьора преклонила колено и сказала, склонив голову:

– Вероятно, я попрошу у короля слишком много, если попрошу даровать жизнь и свободу графу де Селонже.

Наступившее вдруг молчание было таким тяжелым, что молодая женщина похолодела, и, не осмеливаясь поднять глаза на короля, тихо добавила:

– Я не желаю больше ничего другого, сир.

По-прежнему не говоря ни слова, Людовик XI взял двумя пальцами Фьору за подбородок и долго всматривался в ее большие серые глаза, подернутые слезой.

– Бедное дитя! – вздохнул он тихо. – Любовь держит вас в более строгой тюрьме, чем темницы Лоше. Нет, не продолжайте! Идя в эту часовню, мы были уверены, что вы попросите помиловать этого человека. Мы вам слишком многим обязаны, чтобы отказать в этом, хотя это и противоречит тем надеждам, которые мы возлагали на вас. Встаньте!

Он отвернулся, взял статуэтку святой Ангадремы.

– Сир, – начала Фьора – моя признательность...

– Нет! Не благодарите меня! Может, мы и не заслуживаем такой благодарности. Приказав вам приехать ко мне, мы подумали в первую очередь – и в особенности после того, как мы увидели вас, – что вы будете для нас... выгодной заложницей, которая смогла бы убедить сира де Селонже перейти к нам на службу. Но вы дали нам понять, что наш пленник не любил вас до такой степени! И тогда мы замыслили другое – добиться, чтобы вы оказывали нам услуги против Карла Смелого, добившись его милости. Но этот проклятый монах с его кинжалом спутал нам все карты. Словом, – сказал он со вздохом, – завтра вас проводят до Компьеня к...

– Прошу прощения за то, что прерываю вас, сир, но мне кажется, что мы прекрасно понимаем друг друга. Мысль о смерти человека, которого я считала своим супругом, мучила меня. Он будет жить, и я благодарю моего короля за его великодушие. Мне больше и не надо ничего другого. Разве несколько дней назад я не сказала, что готова служить Вашему Величеству при условии, если смогу удовлетворить свою ненависть к герцогу Бургундскому? Ничто не изменилось с того момента.

Людовик XI с благоговением поцеловал статуэтку и поставил ее на место. Не оборачиваясь к Фьоре, он спросил:

– Не желаете ли вы лично сообщить мессиру де Селонже весть о его освобождении, на которое он уже не надеется? Мне кажется, что это была бы красивая и достойная месть!

– Нет, мой господин. Я даже не хочу с ним увидеться еще раз, чтобы вновь не попасть под его чары, которыми он меня околдовал. А убив хозяина, которого он обожает больше всего на свете, я отомщу ему наилучшим образом.

– И чтобы добиться этого, вы готовы на... все? Вплоть до того, чтобы... отдаться другому?

– Если мое супружество было сплошным обманом, мне нечего бояться супружеской неверности. Пусть король только прикажет, и я повинуюсь.

– Что ж, пусть будет так! А пока возвращайтесь к мессиру Ласкарису. Вечером вы оба отужинаете за нашим столом. Позднее мы вам скажем, какие дела вам предстоят.

И снова опустившись на колени перед ярко освещенным алтарем, Людовик XI погрузился в молитву. Поклонившись богу и королю, Фьора покинула молельню.

Гроза, собиравшаяся в течение всего дня над городом и соседними лесами, разразилась к вечеру. Проливной дождь залил все вокруг. Улицы превратились в ручьи, а сливные канавки – в маленькие водопады. Раздавались раскаты грома, не переставая сверкали молнии. Улицы были пустынны. Лишь солдаты, несшие вахту на крепостной стене, стоически выносили непогоду. После невыносимой жары проливной дождь освежил их.

Стоя у окна своей спальни, король Людовик XI с удовольствием наблюдал за грозой: он думал о своем шурине, короле Эдуарде VI Английском, который с пустым желудком и промокшими ногами с нетерпением ожидал заключения тайного договора, ради которого лорд Ховард и Джон Шейней приехали шесть дней назад. Эти двое, ставшие с общего согласия заложниками до того момента, как английская армия покинет Францию, были единственными, кто не очень-то страдал от голода: перед тем как их вернуть хозяину, их досыта накормили и напоили.

– Англичане должны ждать нас как мессию! – заявил король, потирая руки. – Столько воды и ни капли пива, чтобы взбодриться!

– Будем все же надеяться, что дождь завтра кончится. Если, конечно, завтра мы отправимся в Амьен, – ответил Коммин. – Переговоры с Эдуардом намечены на 29-е число, а до этого нам еще надо многое хорошенько обдумать. Завтра же я прикажу нашему главному судье Тристану Лермяту отпустить на свободу сира де Селонже и сопроводить его под стражей до Вервена. Там они его отпустят, сообщив ему, что Карл Смелый в Намюре. Таким образом, он без труда доберется до него. Вы освобождаете человека, который хотел вас убить? Разумно ли это, сир?

– Донна Фьора спасла мне жизнь, а в награду попросила освободить своего супруга.

– Но ведь это же бессмысленно!

– Она его жена. Вот поэтому я и хотел увидеть ее. Да ну же, Коммин, перестаньте дуться! Освобождая этого головореза, я думаю, что осуществляю лучшее дело моей жизни. Донна Фьора полагает, что ее супруг двоеженец. Может, это и правда? Она сама не знает, любит ли она его или ненавидит. Но одно верно – она больше не хочет видеть его. А главное, что она ненавидит Карла Бургундского и желает его смерти. Я дам ей такую возможность.

– Каким образом?

– Я отправлю ее к Кампобассо, одному из военачальников Карла Смелого, который не может понять, с какой стороны его хлеб намазан маслом.

– Понимаю: она станет кусочком масла, которому будет поручено объяснить этому кондотьеру, что французские коровы, не в пример бургундским, дают самое лучшее молоко!

Людовик XI рассмеялся и хлопнул по спине своего молодого советника:

– Просто удовольствие беседовать с вами, Коммин, хотя ваше сравнение не совсем подходит к такой красавице. Говорят, что этот итальянец Кампобассо имеет слабость к женскому полу, а она – настоящее чудо.

– Не подвергаем ли мы ее большой опасности? Чтобы встретиться с неаполитанцем, ей придется пересечь области, где полно солдат. А она слишком молодая и хрупкая для таких испытаний, – добавил Коммин с серьезным видом.

Настолько серьезным, что король Людовик нахмурил брови:

– Боже, братец мой, уж не влюбился ли ты в нее? Не забывай, что твое сердце целиком принадлежит Елене, твоей нежной супруге, а прелестная флорентийка не для тебя.

– Вы предпочитаете подарить ее этому... солдафону?

– Ну да! В моих руках редко бывало такое красивое и закаленное оружие. Успокойся, ее будут охранять. А теперь отблагодарим бога за его доброту и ляжем спать. Завтра до моего отъезда я увижусь с донной Фьорой и дам ей указания.

– Если ей все удастся сделать, чем вы отблагодарите ее?